четверг, 31 мая 2012 г.

Alyssa Monks


 Несколько лет назад у меня случился острый приступ любви к творчеству Дмитрия Шорина, когда его, еще только набирающего популярность, привезли на Пермскую Ярмарку в рамках открытия галереи Green Art. Тут дело даже не в художественной ценности его работ, а в том, насколько это было понятно и близко, насколько про меня. Ведь в любом проявлении прекрасного мы ищем "похожесть", отражение самих себя и только подобное способны любить искренне и по-настоящему.


Тот приступ постепенно перерос в стабильное обожание, и до сих пор никто не был способен так же впечатлить меня. Но вот уже второй день я не могу оторваться вот от этого сайта.





Это американка Алисса Монкс. Темы ее картин часто перекликаются с Шориным. Но это взгляд с другой, противоположной стороны. Работы Дмитрия пропитаны мужским вожделением, а у Алиссы это исходящая изнутри ее самой чувственность, обращенная наружу женская сущность. Чаще всего Алисса изображает саму себя, используя разные фильтры (толщу воды, пар, капли, запотевшее стекло). Ни один художник-мужчина не способен так волнующе точно передать ощущение женщиной своего тела. В общем, слишком много слов я тут написала, а надо просто смотреть. 

понедельник, 28 мая 2012 г.

Наивные художники в кино.



Серафина из Санлиса.


 На днях совершенно случайно выбрала из списка "к просмотру" фильм "Серафина из Санлиса", и он, как бы это ни было смешно, снова оказался на тему наивного искусства. Это история  Серафины Луи - простой французской служанки, которой явились ангелы и приказали рисовать. И, наверное, те же ангелы привели в ее жизнь Вильгельма Уде - одного из известнейших арт-критиков и коллекционеров Европы того времени.

 Фильм очень хорошо позволяет понять феномен рождения и развития наивного художника, как меняется его самоощущение и отношение окружающих с момента открытия и признания таланта. На наших глазах босая растрепанная поденщица превращается в статную даму, не потеряв при этом изначального творческого пыла.
 Самые яркие и запоминающиеся эпизоды - об источниках вдохновения художницы, ее долгих прогулках по окрестностям города. Эти замечательные моменты, когда 48-летняя Серафина в длинной юбке и чепце карабкается на дерево, потом долго-долго сидит на нем, поет песни и с неподдельным восхищением любуется природой; когда она покупает в лавке исключительно белую краску, а все остальные цвета изготавливает сама: тайком сливает в церкви воск из свечей, вручную толчет растения, собирает кровь из дичи на кухне хозяев. Рисует Серафина только по ночам при свете свечей, это ее особое таинство, никто не должен видеть, как она работает. И она поет. Всегда. Пение сопровождает и самые радостные, и самые тяжелые моменты ее жизни.

Картины Серафины Луи - это неподдельное, чистое творчество, не испорченное канонами, ученостью и здравомыслием. Она отдала живописи себя всю, без остатка, закончив жизнь в сумасшедшем доме - сгорела, следуя своему божественному призванию. Творчество, доходящее до безумия - лейтмотив фильма - доносит до нас блестящая игра Иоланды Моро. Об этом же говорят 7 премий "Сезар".



Пиросмани.

 После чудесной "Серафины" на волне наива в кинематографе уже вполне осознанно посмотрела "Пиросмани" - унылое советское кино 1969 года. Не смотрела, а мучилась. Да, жизнь Нико Пиросманашвили была полна трагизма, но показано это настолько занудно, мрачно, без малейшего проблеска надежды и, как мне показалось, без любви к творчеству художника. А ведь его картины полны жизни и красоты, чего только стоят его грузинские пиры и животные с прекрасными глазами самого Пиросмани. Но больше всего я была разочарована отсутствием истории про "миллион алых роз".


Это летнее утро поначалу ничем не отличалось от других. Все так же неумолимо, испламеняя все вокруг, подымалось из Кахетии солнце, так же рыдали ишаки, привязанные к телеграфным столбам. Утро еще дремало в одном из переулков в Сололаках, тень лежала на серых от времени деревянных невысоких домах. В одном из таких домов были распахнуты на втором этаже маленькие окна, и за ними спала Маргарита, прикрыв глаза рыжеватыми ресницами. В общем, утро было бы действительно самым обыкновенным, если не знать, что это было утро дня рождения Нико Пиросманишвили и если бы именно в это утро в узком переулке в Сололаках не появились арбы с редким и легким грузом. Арбы были доверху нагружены срезанными обрызганными водой цветами. От этого казалось, что цветы покрыты сотнями крошечных радуг. Арбы остановились около дома Маргариты. Аробщики, вполголоса переговариваясь, начали снимать охапки цветов и сваливать их на тротуар и мостовую у порога. Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии. Смех детей и возгласы хозяек разбудили Маргариту. Она села на постели и вздохнула. Целые озера запахов - освежающих, ласковых, ярких и нежных, радостных и печальных - наполнили воздух. Взволнованная Маргарита, еще ничего не понимая, быстро оделась. Она надела свое самое лучшее, самое богатое платье и тяжелые браслеты, прибрала свои бронзовые волосы и, одеваясь, улыбалась, сама не зная чему. Она догадывалась, что этот праздник устроен для нее. Но кем? И по какому случаю?
В это время единственный человек, худой и бледный, решился переступить границу цветов и медленно пошел по цветам к дому Маргариты. Толпа узнала его и замолчала. Это был нищий художник Нико Пиросманишвили. Где он только взял столько денег, чтобы купить эти сугробы цветов? Столько денег! Он шел к дому Маргариты, прикасаясь рукой к стенам. Все видели, как навстречу ему выбежала из дома Маргарита - еще никогда никто не видел ее в таком блеске красоты, - обняла Пиросмани за худые, больные плечи и прижалась к его старому чекменю и впервые крепко поцеловала Нико в губы. Поцеловала перед лицом солнца, неба и простых людей.
Некоторые люди отворачивались, чтобы скрыть слезы. Люди думали, что большая любовь всегда найдет дорогу к любимому, хотя бы и холодному сердцу.Любовь Нико не покорила Маргариту. Так, по крайней мере, считали все. Но все же нельзя было понять, действительно ли это так? Сам Нико не мог сказать этого.Вскоре Маргарита нашла себе богатого возлюбленного и сбежала с ним из Тифлиса.
Портрет актрисы Маргариты – свидетель прекрасной любви. Белое лицо, белое платье, трогательно раскинутые руки, букет белых цветов – и положенные к ногам актрисы белые слова… «Белым я прощаю», – говорил Пиросмани.

 Отчаянно захотелось не драмы о нищем примитивисте Нико, а романтического фильма о гордом влюбленном художнике.